Александр Щелоков - Переворот [сборник]
Два генерала, стоявшие перед шефом навытяжку, опустили глаза. Они не смели словами высказать свое отношение к происшедшему.
— Матвей Васильевич, — спросил Ивашин после паузы, — ты выяснил, кто поручил этому засранцу Буртику кадрить журналистку?
— Он публично заявил, что это его личная инициатива.
— Он как солдат прикрывал грудью свое начальство. Но мне мозги пудрить не надо. С каких пор у тебя, Матвей, поощряется такая инициатива?
— Задание майору Буртику дано от нас. Из Москвы.
— Кто?! Кто посмел?! Что за бардак в твоем хозяйстве? С тобой это согласовано?
— Нет. Этим самолично распорядился полковник Колото вкин.
— Где он?! Почему не вызван сюда?
— Андрей Васильевич, я думал, вы в курсе…
— В курсе чего?
— Два дня назад Колотовкина отозвала администрация президента. Он получил генеральскую должность в хозяйстве Дружкова.
Несколько мгновений Ивашин сидел и растерянно молчал, тупо уставившись на генералов. Потом уже без всякой злости, просто устало и обреченно спросил:
— Вы, хреновы аналитики, теперь понимаете, кто нас поимел всех разом?
— Что делать?
— Буртика уволить из кадров к чертовой матери! Чтоб им у нас и не пахло!
— Что еще?
— Пусть юристы подумают, как мне все это объяснить прессе. Вы понимаете, что уйти от ответа теперь нельзя?
* * *— Ну? — спросил Дружков Крымова, едва тот переступил порог начальственного кабинета. — Видел?
— Что именно, Иван Афанасьевич? — Крымова всегда ставили в тупик вопросы шефа.
— Телевизор смотришь?
— Помилуй Бог, когда? — не пытаясь увильнуть, сказал Крымов. — А что сучилось?
— Не забудь пожать руку Колотовкину. Он свое дело с этим дураком Буртиком провернул что надо.
— Значит, передача получилась?
— Шикарная, скажу тебе. Щукин этого майора вывернул наизнанку, как старую перчатку. Мне доложили, что сегодня Ивашин уже снимал со своих стружку.
— А Бизон?
— Он психанул. Ему не понравилось, что поставили под рентген Щукина. Но еще больше, что провалились так бездарно.
— Ивашин догадался?
— Думаю, да. Не дурак же. Но ваш виноград для него зелен.
— Око видит, а зуб неймет? — уточнил Крымов. И оба они засмеялись.
* * *К дому на Вятской улице, где жил отставной майор Егор Фомич Квасов, Крымов приехал сам. Оставил машину за квартал и прошел остальное расстояние пешком. Дом был старым, давно требовавшим ремонта. В подъезде пахло помоями. Лифт не работал.
На четвертый этаж Крымову пришлось подниматься своим ходом. На звонок открыл дверь Квасов, массивный, уже начинавший оплывать мужчина, одетый по-домашнему в махровый, давно не стиранный халат. Сквозь редкие волосы Квасова просвечивала белая блестящая кожа головы. Красный мясистый нос выглядел созревшей ягодой клубники.
Увидев нежданного гостя, Квасов удивленно раскрыл глаза и прогудел баритоном:
— Генерал! Собственной персоной. Вот удивил, так удивил. Где-то собака сдохнет, не иначе.
— Ты мне нужен, Егор Фомич, — ответил Крымов, не поддержав шуток хозяина квартиры.
— Входи.
Квасов плотно притворил за гостем дверь и даже набросил на нее цепочку. Они прошли в комнату. Здесь все открыто свидетельствовало об одиночестве и крайней неряшливости хозяина. Грязные занавески на окне. Неубранный стол с остатками обеда. Мухи, ползавшие по цветастой клеенке.
Смахнув со стула прямо на пол старые газеты, Квасов предложил:
— Прошу, генерал! И слушаю тебя внимательно.
Крымов вынул из кармана пачку денег. По фиолетовым линиям на банковской упаковке Квасов определил — купюры тысячные. Штук сто. Спросил удивленно:
— Что это? Ты мне вроде ничего не должен.
— Аванс, — пояснил Крымов. — За небольшую услугу. Остальные деньги, — генерал помолчал, стараясь паузой придать своим словам особую весомость, — еще девятьсот тысяч, получишь по исполнении. Устраивает?
— Не слабо, — сказал Квасов и посерьезнел. — Такой куш за просто так не отваливают. Верно?
— Верно, но работа простая. Ни риска, ни чего-то противозаконного.
— За что же бабки?
— За срочность и качество.
Они проговорили больше часа. Крымов уехал только тогда, когда убедился, что Квасов понял абсолютно все и запомнил главное, не делая никаких записей.
Уже на другой день Квасов взялся за работу. Первым делом ему нужно было дозвониться до корреспондента «Московских вестей» Тимофея Жарова. Для этого Квасов вынужден был обойти четыре телефонные будки. Рывок к вершинам технической цивилизации, начатый горбачевской перестройкой, вывел московские таксофоны из зоны плохой работы в прошлом, и теперь они работали отвратительно. На одном аппарате трубка была с корнем вырвана руками неизвестного умельца. Другой автомат сглотнул пластмассовый жетон, утробно ухнув железным нутром, даже не сказав спасибо, связи не дал. Третий — вроде бы честь по чести послал вызов, но после того, как на противоположном конце сняли трубку, глотать жетон отказался. Квасов пытался силой протолкнуть кругляш в прорезь, но какая-то заслонка не позволила это сделать. Лишь четвертый автомат исполнил обязанность, ради которой его поставили на городской улице. Он исправно послал вызов, проглотил жетон и соединил Квасова с абонентом.
— Слушаю, Жаров, — раздался в трубке молодой звонкий голос.
— Тимофей Викторович, — не меняя голоса, сказал Квасов. — С вами говорит полковник юстиции. — Он на миг замялся и добавил смущенно: — В отставке. У меня есть документы, которые вас несомненно заинтересуют. Это продолжение темы о коррупции в армии. Если хотите, можем встретиться. Когда? Через полчаса, устроит? Метро «Арбатская». В центре подземного вестибюля. Узнать меня просто. Высокий, солидный. Без формы. В руке буду держать красную папку с тиснением «Для доклада». Я сделаю так, что вы ее увидите. Только не надо магнитофонов. И никаких других хитростей. Я работаю на вас, и играть будем честно. Договорились? Жду.
Квасов повесил трубку и улыбнулся: рыбка, кажется, клюнула.
Жаров подъехал в точно назначенное время без всяких задержек. Квасов, прибывший на место встречи загодя, успел хорошо осмотреться.
Даже в толпе пассажиров он легко узнал Жарова. Тот приехал со стороны «Площади Революции» в последнем вагоне поезда. Вышел на платформу, огляделся и прошел в центральную часть вестибюля. Шел к центру зала, ритмично постукивая по ладони свернутой в трубочку газетой. Невысокий парень с невыразительными глазами, в легкой курточке защитного цвета и серых нейлоновых брюках, с безразличным видом вышел из-за портала и, прислонившись к стенке, остановился. Жаров шел не оборачиваясь, и парень без опаски смотрел ему вслед.
Слежке за Жаровым Квасов не придал значения. Коль скоро дело ему поручил Крымов, он наверняка дал своим архаровцам задание проверить, насколько точно Квасов выполнит поручение. Старая школа — нормалек!
Быстро вышагнув из-под лестницы, которая вела на станцию «Боровицкая», Квасов приблизился к Жарову, демонстративно держа ярко-красную сафьяновую папку перед собой, как щит.
Журналист подошел к нему без колебаний.
— Здравствуйте, я — Жаров. Где мы можем поговорить?
— Здравствуйте, Тима, — сказал Квасов негромко. — Можно я вас так назову? Только не оборачивайтесь резко. За мной, похоже, следят.
Жаров понимающе кивнул. Предложил:
— Я буду показывать вам, как перейти на станцию «Библиотека Ленина», а вы говорите.
— Добро.
Квасов раскрыл папку, вынул оттуда две бумажки и передал журналисту. Затем махнул рукой в сторону эскалатора, показывая, что понял, куда ему идти. Сказал:
— Просмотрите бумаги. Только, ради бога, не здесь. Если вас заинтересует — все остальное передам через день в условленном месте. Идет? Договоримся по телефону. Я вам позвоню сам.
Жаров кивнул, соглашаясь. Они тут же разошлись. Журналист двинулся к выходу в сторону Воздвиженки. Лениво отвалившись от стены, парень в защитной куртке потянулся за ним.
Квасову пришла в голову озорная мысль: пусть Крымов знает, что и он, старый наружник Квасов, не лыком шит. Когда парень проходил мимо, он властно и крепко взял его за предплечье:
— Передай привет Алексею Алексеевичу, дружок!
Парень ошеломленно, будто карманник, схваченный за руку на месте преступления, посмотрел на Квасова.
— Вы ошиблись, товарищ! Какой Алексей Алексеевич? — спросил он с неподдельным удивлением. — Я такого не знаю.
— Алексей Алексеевич Крымов, — сказал Квасов. — Вам это что-нибудь говорит?
Он отпустил руку парня и посоветовал:
— А теперь бегом, догоняй!
* * *В тот вечер Квасов лег спать в добром подпитии» В последний год, после того как умерла жена, он изучал богатства мировой культуры по цветным этикеткам книг в стеклянных обложках. На кухне в углу за месяц образовывался огромный завал пустых бутылок, именуемых в просторечии «тарой». Их приходилось периодически складывать в мешок и выносить на помойку: в магазинах тару больше не брали.
